Ты волшебной моей была – незабвенной и невозвратной! Я придумал тебе крыла, отпусил... долго ждал обратно.
Я с тобою прожил весну (даже если в воображеньи!), я тобой отходил ко сну и рассвет обращал в служенье.
Я сто раз говорил себе (не такой уж я вовсе глупый!) – ничего не сломать в судьбе и не взвесть дворца из халупы.
Но сильнее меня была губ твоих незапретных сила, и наивность моя носила два подобных твоим крыла.
Так убийцею стал Дедал, подаривший Икару крылья, даже если своими в бессильи домахал до прибрежных скал.
За спиной моей страшный штиль – море памяти, что поглотило губ твоих незапретных силу и ресниц мотыльковых пыль.
Я виновен! Я крылья дал! Я – художник – придумлал песню! Что ж... прости меня и воскресни ветерком среди голых скал.
Земная любовь
Завещана ты мне – подруга кратких дней –
уже остывшая? иль всё ещё живая?
в дали давно покинутого края
скорбящая без губ, без нежности моей.
Что я теперь могу? И что я мог когда-то?
Писать к тебе? В печалях утешать?
Что – матери погибшего солдата:
почётный караул,
казённая печать
на извещении смиренно-благородном?
Ты – род, ты – мать, а я лишь соловей...
С тобой мы спаяны лишь цепью первородной
- «любил-люблю-любила» - без затей.
Ты мне оставлена твоим признаньем кратким,
а я в тебе моею песней жив –
ты будешь жить со мной блаженною украдкой,
я буду петь тебе из зелени олив.
|