Прозрачным жемчугом нечаянно
с надежд надорванной канвы
посыпалось моё отчаянье
горошьим шумом,
и увы!..
ничто меня не успокоило
в садах невыплаканных слёз.
Ты, может быть, тех слёз не стоила,
но я не знал... я жил всерьёз.
Тосканской выдумкой нескомканной,
воображеньем зажжена,
ты мне являлась незнакомкою,
запретной прелести жена:
ладоней влага, стан отточенный
и наклонений красота,
и нежности, навек отсроченной,
всё ещё ждущие уста...
Я жил всерьёз! И сны недужные
с надежд надорванной канвы
жемчужно падали, ненужные...
уже ненужные,
увы.
Растаять вместе с чувствами моими и в горечь перелиться до конца. Чтоб даже не угадывалось имя, чтоб черт не сохранилось от лица.
Смешаться с чередой времён текучих, забыть обман, предательство забыть, проплыть далёким маревом, как тучи, желавшие и плакать, и любить.
А той последней – нежной и бессильной – оставить влагу в ветреном глазу, да в глубине зрачка – фисташку сини, да краткий гром, что примет за грозу. |