Кастинги на сериалы, съёмки фильмов и сериалов. Пробы в кино. кастинг, ТВ, съемки, шоу-бизнеса, кандидаты, портфолио, кино, сериалы, кинопробы Актёры и актрисы. Кастинг ТВ

Романский холм

                   и стройный Ренессанс —

осеннего пасьянса перспективы.

Тут замиранье лёгких сосен-станс,

там пени сироты приречной, ивы.

Так я застигнут этим октябрем.

Мы лжём друг другу —

                несильны в обмане —

о распре между миром и добром,

о том, что «будем живы — не помрем»,

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— два зова бездны в саване-тумане.

Как сладко, вдруг, войти под сень

из-под тоскующего неба

и вопрошать неясный день,

и ждать сказания, как хлеба.

Разглядывать почти в упор

столетопись бугристых кор

прищуроглазьем Полифема

и наконец сквозь хор ветвей

судьбой измученной своей

расслышать появленье темы.

Непонятная прелесть мотива —

окончание долгого лета.

Надо мной наклоняется ива,

в поминания пышно одета,

окровавив прибрежные лозы.

Чем-то осени горе мне свято,

и таинственной метаморфозы

вечно ценно сыпучее злато.

2 часть

горькая осень

                                 октябрь 1995 г. Италия

Всё расцвечено,

всё оплачено.

Осень мечена

жизнью траченой.

Лишь не тронута

ржою тления

ряска памяти

и терпения.

Листья-пятна-кровь,

— ветошь палая.

И листаю вновь

всё сначала я.

Тот, который мил,

нет уже того!

Кровью рваных жил

свету светово

— хоть умри — отдай,

что положено.

Ползай, спи, летай,

лжи заложенный.

 Сны расцвечены,

дни оплачены,

строчки мечены

жизнью траченной.

Зелёный шум?
                 Да нет... молчит Верона,
заржавленные зелени воздев.
Лоснятся окна — жемчуга короны,
и учит Адидж вечный свой припев.

Остекленело небо.
                            Синим кварцем
аквариум объемлет глубину.
Тут не припомнятся тебе печали Гарца,
и север в помрачительном дыму

не властен над тобой.
                                  Блаженной лени
ты волен подарить блаженство дум,
озвучивать дыханьем свет и тени
и вслушиваться в невозникший шум.

Усомнись в своей затее и тоскою изойди.
Затяни петлю на шее, а сомненье — на груди.
Вспомни всех, кто знает толки, кто разумно вкусоват,

кто тебя, как ветошь с полки, сдул, сдувает, сдунуть рад.
Как дожить, чем оправдаться, раз стихи мои не впрок?
Так у вас в застенке, братцы, вечен даже малый срок.

Подруге-акации

Ты надо мной, бессильным, наклонись

и постели мне небо, как поляну!

Я выносить уже не смею высь,

а если в небеса нечайно гляну —

стенанием сердечным исхожу,

к раскаянью прикованный навеки.

Но ты прикрой шуршанием мне веки

и не буди меня, как жизнь я не бужу.

Горькая осень

1.

Облачка на синей ниве —

память невозможная?

Я — как старый кремнь в огниве,

а ещё, возможно, я

след от искры, уголёк,

нищета старания.

От прощения далек,

гвоздь в открытой ране я.

2.

Иду и знаю наизусть

мои постылые шаги.

Постыла жизнь, постыла грусть,

постыли братья и враги.

Ноябрь серый — тут как тут,

уныл ...никчём ...неотвратим,

а там, где чаянья живут,

постылый ком.

                  Что делать с ним?

Отречься от себя?

                 Так просит высота

твоей свободы.

                 Крыльями в размахе

ты можешь взмыть

                 вот с этого моста,

порвав лазурь

                 безоблачной рубахи.

И примет небо

                 рек невольный всхлип,

и всю тоску земли

                 сольёт светило

в бесцельном золоте

                 полуувядших лип...

и в будущее канет

                 всё, что было.

Изверилось солнце мостов

в своих непрямых отраженьях,

туманы ему в искушенье

слетелись, как совы, — на зов.

И стали мосты не видны,

и в призрак рассыпались птицы,

и жизнь опустила ресницы

осенней своей желтизны.