Шуберт
(«Зимний путь»)
Отчего же слёз горячих
мне не тягостен привет?
Что душе моей бродячей
этих звуков тайный свет?
Всхлипы, муки выдыханья,
тьма, германская тоска —
вновь дорога утром ранним,
вновь разлука у виска.
Чехов
Сама себя разрезав на слова,
речь выдыхается, седлая расстоянья,
отвоевав у времени названья
и у молчанья отобрав права.
Мы говорим так долго... так вотще,
спрягая взоры, напрягая слухи,
и сыплется листва, и дохнут мухи
в осеннем дне, как в стынущем борще.
Обращение к женщине и жизни
Люби меня! Мой образ, тая,
напечатлён на облака.
В его улыбках — слёзы мая,
в руке — вспенённая река.
Но разве знаешь ты, простая,
о чём зажмурился зенит?
Но разве то, что вянет, тая,
тебе о чём-то говорит?
Из терний саван твой венчальный,
ты слишком вся — юдоль и прах,
и гаснет смысл первоначальный,
в твоих распавшийся руках.
Страшные маски шуточной сказки — вам я не верю, всё впереди!
Стылая нежность встретит безбрежность, вечность коснётся слабой груди.
Кто-то осудит, кто-то забудет, честно, как злобу, плеснув приговор.
Но не об этом думать поэтам и покидать святожитие гор.
Страстотерпение, благотворение, тихая схима и тайный пожар...
Просто молчание, просто прощание и расставание в облаке чар.
Среди осыпанных фасадов страны, лучом благословенной, я праздную преддверье ада — измену Родине забвенной.
Как в анатомке, изучаю времен растерзанную выю, и вовсе прошлого не чаю — а так хотел любить Россию!
В тени какого-то каштана, глубокодумного, как омут, сбывается моя нирвана. В ней сны и поминанья тонут.
Она отъемлет ощущенье, что ты когда-то был и будешь, что где-то дремлет поколенье, которого ты не разбудишь.
Как самого себя прощает небо
и синевой замалчивает ночь,
так наша безысходная потреба
пытается сама себе помочь.
В груди сжимая осень и прощанье,
негаснущие сполохи огня,
мы ищем просинь,
просим обещанья
у немоты сегодняшнего дня.
Дождь пошёл, и я заплакал —
вместе с небом занемог,
насадивши сердце на кол
незапамятных тревог.
Лик отца и голос мамы.
Детский вынужденный страх.
Смерть потухшей амальгамы.
Снег на киевских мостах.
Остывало и остыло.
Заметая сам себя,
смех времён — судьбы ветрило —
хлопал дверью декабря.
Поминанье,
сила света,
оживание страниц...
блажь-вопрос,
надежд карета,
жало жданного ответа —
жизнь, поверженная ниц.
|