8 часть
Захолмная быль
Этот дождь разразил надо мною имя осени: слёзы... тоску... Без усталости, но и без бою, просто вяло пресытясь собою, облака прижимая к виску,
лето чахнет захолмною былью, лишь едва шевеля сквозь мигрень бледной тенью и мокрою пылью, без надежды вскормить новый день.
Глубокая тень на осенний мотив.
Сентябрь опять обокрал ожиданья.
Беспечную волю к цветенью сломив,
природе вернул безотрадное знанье.
Каштаны в обломках иссохших ресниц,
себя растеряв в желтолицей отчизне,
упали, тоскуя о прожитой жизни,
судьбою рожденья повержены ниц.
Так топит себя в волнах времени век,
так лет неискупленных старятся веки —
и дети кричат, и стенают калеки,
и шествует вдаль падший царь, человек.
Воспоминания
1.
Бледный мальчик, отрок невнятный, — кем обруган, а кем забыт, — уж давно поистлели пятна ног твоих с петербургских плит.
Что когда-то, рассудку внемля, твой родитель тебя возил в эту трижды святую землю — не забыто! Ты не забыл!
Благородных чаяний скука и последних надежд огонь из тебя не исторгнут звука, но вот это рукою тронь...
и польются воспоминанья — размежёванные, как кровь, глупой трезвости прижиганьем — одиночество и любовь.
2.
День приходит блаженством встречи и рубашечкой малыша.
Сквозь ветвей зелёные речи прозвучи и моя душа!
Сколько памяти в липном дыме! Сколько Родины в блеске дня!
Не иссякнет святое имя, хоть и кончено для меня.
Одиноких прогулок Водитель —
ТЫ давно уже бродишь со мной!
Тихий Праведник, вечный Родитель,
Бог молчащий, но паче — живой.
И печальную ризницу мира
озарив духновеньем святым,
бережешь ТЫ меня от кумира.
Ну а лира... на то она лира,
чтоб вздыхать иногда по своим.
Шумящей речкою смущён, на вечность вымыслом направлен, я ощущаю связь времён и скоротечностью отравлен.
Мгновенье длятся облака, их абрисы неудержимы, торопит перемен рука истосковавшиеся зимы.
Вслед неистаявшим снегам ненастных вёсен грязи грянут, и снова временем обманут, я провалюсь в июльский гам.
Там будет всё — как и теперь, там места будет дню и ночи, лишь чуть полнее круг потерь, лишь только жизнь чуть-чуть короче...
Страшное
Что бормочешь, старуха, —
всё себе да себе?
Не доносит до слуха
ветер, склонный к судьбе,
горький треск причитаний...
Ты одна. Ты — одна.
Неиспитость желаний,
обречённость нирване
и касание дна.
|