Италийская сень
Полицейский пройдёт, нищий глянет безглазо, день тепло расточит и шумы соберёт. Я устал выдыхать и от раза до раза будто маятник мыкаться взад и вперёд.
Липы — щедрой семьёй. Ветви юностью пахнут. Наконец синева! Настоящий июнь! Тихо сплю... не вспорхнёт надо мной и не ахнет... Всё — сердечная лень, всё — святая латинская лунь.
В этом солнечном круге, что тенью играет, в этом солнечном дне, что судьбой дорожит, кто-то ищет меня... не находит... вздыхает... что-то вещее и неземное дрожит.
Голубиной гортанью прозвучены фрески. Усыпительно медлен дневной небосклон. Резвость раной была б в этом узком отрезке — сну не надо мешать... пусть исполнится сон.
Спящему брату
Изрыт, изрезан... невозможен воспоминаньями рассвет!
Мне старики молчат в ответ — не вырвать прошлого из ножен!
Оно соржавлено навек со временем мертвотворящим:
наперекор усердьям вящим лишь вечность будет настоящим!
Живи, но помни, человек!
Его мой взор напрасно ловит, В глубокой тьме таится он. Нет нужды; прав судьбы закон. А. Пушкин
1.
Опять идёшь, в который раз, сминая ступенями ступни. Мир — точно храм!
Латинский смысл дал зубчатость холмам, одел гармонией от края и до края всё то, что между небом и землёй обещано, завещано и смято.
Нет нужды! Синь тверда и жизнь богата... но человек косится, брат на брата, горит трава и беспощаден зной.
2.
Облака из-за гор... за горами сиянье... так скитается взор в мировой пустоте. Словно призрак, томим неживым ожиданьем с чем-нибудь породниться в немой высоте.
Он не верит себе, он летит без надежды, весь протянутый вдаль...
весь протянутый в даль.
То, что явью казалось, меняет одежды,
а того, что сбылось, нестерпимо мне жаль.
Солнечные трубы
что-то мне пропели
прокричали утки
суетясь у мели
налилась крапива
берегов случайных
напряглись стропила
ожиданий тайных
что-нибудь да грянет
в сердце устарелом
в солнечной багряне
может в дыме белом
полыхнёт из дали
участи светило
и пойму тогда лишь
для чего всё было.
На стройный мир ты смотришь смутно... А. Пушкин
Пасмурь, запах травы... в этой паузе лета
я хочу удержать тихий лад, стройный мир.
Но волшебств лишены чертежи силуэта,
а исканье сюжетов истёрто до дыр.
Арифметикой сделалась сказка Вероны!
В ней ни сна, ни покоя, ни ритма, ни мер.
Ничего не таит, кроме злого урона,
суета наших дел, нищета наших вер.
После гроз
Вздувая мускулы потоков, дожди чужие пролились, и реки поднялись высоко, и ветерок ласкает высь.
И я под парусом рубахи готов сорваться с якорей. Долой томленья, сны и страхи! Туда... туда! Скорей, скорей!
Там резвый вымысел играет предположеньем, как мечтой, что эльфам, спящим в этом крае, наскучил каменный покой...
что вдруг опять они очнутся, воздушной шёрсткою котят к постыдной были прикоснутся и в сказку жизнь преобразят.
|