"ПОЖИЗНЕННЫЙ ДНЕВНИК"
изд. ВиP Киев 1993
ISBN 5-333-01298-9
Так я озаглавил свой первый поэтический том. Его рукопись увез в Киев из Франкфурта на Майне наш друг, поэт Кирилл Сухоруков. Он выразил твердое намеренье издать мои стихи на Родине, где меня уже не было. Я эмигрировал в 1989, а в 1993 в Киевском издательстве "Вир" вышла эта книга. Тогда я был уверен, что это первая и последняя моя книга стихов. Очень радовался её появлению, гордился... смешно теперь вспоминать это наивное счастье.
____________________________________
К морю, к дальнему морю хочу,
поглядеть на последнюю воду,
своему нетерпенью в угоду
непростительно долго молчу.
А ведь надо не так, человек!
если всё накипело до чёрта,
Надо просто под зонтиком век
посидеть у крахмального порта.
"ЯЛТА" (цикл)
Горсть пены - это счастье на минуту,
А результат - лишь мокрая ладонь...
Перед тобою вечная гармонь,
её меха инерцией надуты.
Сиди на лавочке и нажимай
на клавиши посредственной погоды.
Сухие пирсы - мшистые уроды,
оно их обтекает невзначай,
и галькой шевелит на берегу,
и путается с мелочью пузатой,
совсем не замечая на бегу
трагические радости заката.
* * *
Горизонт, не разевая пасти,
молча пожирает корабли.
Как они бездвижно уплывают...
* * *
Вечер
Небьющийся хрусталь волны
и гниловатый запах пляжа...
У зеленеющего кряжа
карманы ветра слёз полны.
Опомнись на краю строки
и наблюдай дельфиньи спины -
ты уже знаешь, что стихи
всплывают редко, как дельфины.
Чтобы дождаться... надо ждать.
Пусть чайка прокричит, как кочет!
Жизнь этого от нас и хочет -
смолчать, перетерпеть и спать.
* * *
Пусть будет всё на свете так как есть
Пусть этот катер навсегда уходит
Пусть бродит сердце и луна восходит
Не намекая на благую весть
* * *
Я только и знаю о море,
что оно - без конца...
Устаревшая схема лица
не соответствует горизонту,
линия фронта видима и горда...
Нам не вступить никогда
в ожидаемый бой.
Этой кривой
не отвечают
ни серпы заточненных чаек,
ни бумеранги гагар
ни альбы натянутых тросов...
Скоротечный загар
и водоросли вопросов
допускают купание без вреда
у берегов, где ракообразное "да"
под раскрашенным зòнтом
тихо ссыхается в "никогда",
обрезая кругозор горизонтом.
* * *
Заглядываю вверх и вниз,
читаю судеб катехиз,
любуюсь чаек ловким лётом.
Увы, на небе образ смётан,
а жребий свёрстан на крови...
Я знаю! И хочу любви
хоть за последним поворотом.
* * *
Штиль, мальчики, стеклянные шары,
вечерний полудиск и всё такое...
бред тихой пристани - условие простое
незаинтересованной игры.
Как будто ничего... но меньше слов
на том же месте, где их было много...
А истина, она всегда у-Бога,
а вечер в Ялте - он всегда не нов.
* * *
Полнолуние
Белый мяч заброшен в зенит,
отфутболен пятой побережья.
Осуждённая на безночлежье
Ялта высится... или спит...
или молится на луну...
или ждёт от неё прилива...
или пирсы поджав брезгливо
уступает пространство дну.
* * *
Оно не понимает что живое
и думает что мертвое оно
ему чужда эстетика покоя
и непонятно что такое дно
но окольцованнное берегами
ещё не осознавшее границ
уже давно расчерчено веками
теченьями и косяками птиц.
* * *
Сумерки
Синеет, узится, молчит.
Как по команде - кипарисы.
Фонарь вчера ещё разбит,
Под ним коты, а может, - крысы...
Мычит маяк как мастодонт,
струятся плавники рептилий
и совершенно без усилий
ночь отменяет горизонт.
* * *
Ахейский час над геллеспонтом,
рискованный и сероцветный.
Не сладишь с ветхим горизонтом,
И этот миф, едва заметный,
Останется чужим навеки.
Буксирами снуют триеры,
и словно испытанье веры
реальность порта давит веки.
* * *
Опять опальная Луна
взвела поломанные брови
паломницы, обречена
пить вечно воду вместо крови.
Солёный луг, танталов пир,
блестит бесцельная дорожка,
приморский вечер понемножку
в могилу опускает мир.
* * *
Шершавый Понт пасёт свои стада,
отмахиваясь, как от мух, от чаек.
А я сегодня-завтра уезжаю,
и так обидно, будто - навсегда.
Уже идти, а что-то не иду,
и плакать не могу (спасибо ветру),
Ещё дышу последним полуметром
у подступившей соли на виду.
|
