2.
По моему убеждению в ситуации Брандо надо говорить не столько о... впрочем, сначала пусть выскажутся другие.
Человек-зверь
Алексей Гусев
Такие существа не подотчетны; они появляются, как судьба, беспричинно, безрассудно, бесцеремонно, безоговорочно, они есть, как есть молния, слишком ужасные, слишком внезапные, слишком убедительные, слишком «иные», чтобы можно было их даже ненавидеть.
Фридрих Ницше
…Элиа Казан сказал Теннесси Уильямсу: «У меня в студии есть новичок, его зовут Марлон Брандо. Посмотри его: по-моему, он подходит на главную роль в твоей новой пьесе». На следующее утро Уильямс и Брандо встретились в одной из нью-йоркских забегаловок. Весь день они бродили по городу, обсуждая самые разные темы, и лишь о пьесе не заговорили ни разу. Поздно вечером они расстались. Брандо пошел домой, а Уильямс отправил Казану телеграмму: «Я нашел своего Стэнли Ковальского».
|
|
|
|
|
|
Брандо - Стенли |
|
Ковальский |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
http://www.youtube.com/watch?v=o_lToyPAUyE&feature=related
Исполнение Марлоном Брандо роли Ковальского Казан считал идеальным воплощением методов Нью-Йоркской актерской студии. Актер, согласно принципам Казана и Ли Страсберга, должен проходить по выученному рисунку роли не рационально, не пластически, но инстинктивно, словно ведомый звериной интуицией. «Когда его Ковальский подходит к Бланш, никто не в состоянии предсказать, что герой сделает в следующее мгновение: ударит ее или поцелует», — с восторгом говорил Казан.
Бланш - Вивьен Ли
После того, как «Трамвай «Желание» в постановке Казана обрел шумный успех на сценических подмостках, режиссер перенес пьесу на киноэкран. Игра Брандо от этого лишь выиграла. Экран вообще благоволит к «звериной органике» актеров. Недаром же сам термин «актерской киногении» был некогда введен французскими кинотеоретиками для описания неожиданно сильного эстетического эффекта от кошачьей пластики Сессю Хаякавы. Мощный и гибкий, бесстыдный и отчаянный, 27-летний Брандо с оскорбительной легкостью переиграл Вивьен Ли, продемонстрировавшую весь блеск своей филигранной актерской техники. И, как это нередко бывает, первый триумф чуть не сделал вчерашнего дебютанта своим рабом.
Говорят, до самой своей смерти Марлон Брандо ненавидел Стэнли Ковальского. Точнее было бы сказать, что он его презирал.
...вечный Стенли
(реплика составителя Б. Л-Б) Говорят - не говорят, а без этого презрения к Стенли в самом себе не было бы великого, трагического Брандо... просто не было бы...
Звезда
Американское кино 1950-х годов предъявило своим зрителям новую культовую фигуру — молодого бунтовщика без причины. В отличие от своих европейских собратьев — Збышека Цыбульского, скрывавшего ярость и отчаяние за темными очками, и грациозного романтика Жерара Филипа — американские бунтовщики были истеричны, неуравновешенны и готовы в любую секунду пойти вразнос.
(реплика составителя) Один из довольно редких снимков Брандо в тёмных очках. Ему, как мне кажется, глаза прятать не стоило.
Поначалу Марлона Брандо пытались вписать, и небезуспешно, в эту же плеяду: рядом с Джеймсом Дином и Монтгомери Клифтом. Все трое были пухлогубы, инфантильны, обаятельны и почитались американскими школьницами за «душек». Были и различия: утонченный Клифт выступал от лица интеллигенции, Джеймс Дин идеально встраивался в фермерский пейзаж; Брандо же, самый энергичный и мужественный из троих, был представителем рабочего класса, пролетарием из городских трущоб.
|
|
|
|
ДЖЕЙМС ДИН
|
|
|
|
|
|
|
|
МОНТГОМЕРИ КЛИФТ |
|
|
| (реплика составителя Б. Л-Б) Хм... это вот с этими ребятами Брандо вписывали в плеяду? Нет, Клифт определенно был тонким актёром, ну Дин, ладно... но в одну плеяду с Брандо? Не знаю... не знаю... вообще, вся это плеядность, всеядность... стадность.
Роль, предписанную эпохой, молодой Брандо исполнял честно: носил потные майки, играл мускулами, гонял на мотоцикле, резался после работы в бильярд, ввязывался в профсоюзные разборки, ходил с разбитой губой и грубил расфуфыренным куколкам, дабы скрыть свои нехитрые сердечные муки. Да и сама формула «бунта без причины» превосходно сочеталась с актерской манерой Брандо: причины его жестов и мимики были по-прежнему скрыты от зрителей в недрах инстинкта, предугадать всплеск той или иной эмоции было по-прежнему невозможно, а звериный, «стопроцентный» масштаб этой эмоции придавал происходящему общесоциальный, едва ли не символический статус. Один раз Казан, пожелавший разнообразить репертуар любимого актера, дал ему роль Эмилиано Сапаты: надел на него сомбреро, наклеил усы, окружил агавами и заставил поднять крестьянское восстание. Умозрительный расчет режиссера был отчасти верен — на сей раз инстинкт Брандо должен был персонифицировать бунтующее коллективное бессознательное угнетенного народа. Но был и просчет: едва лишь бунту были даны понятные причины, игра Брандо внезапно перестала будоражить непредсказуемостью и утратила вкус. Хотя не потеряла ни в энергии, ни в технической точности, принесла актеру каннскую ветвь, вторую оскаровскую номинацию подряд и окончательно закрепила за ним звездный статус.
Согласно неписаным голливудским законам, звездный статус — пусть даже он получен в «серьезном кино» — положено отрабатывать на коммерческом поле. Не минула чаша сия и Марлона Брандо: в Голливуде быстро смекнули, какие кассовые сборы сулит им точеный латинский профиль новой звезды.
(реплика составителя Б. Л-Б) Да уж, Голливуд - по тем временам контора довольно глупая, и фотографии сообразно вполне глупые. Верхняя ещё куда ни шло (в моей кадрировке), нижняя - ну чистая парикмахерская. А профиль у Брандо действительно фантастический, хотя в нём, насколько мне известен римский (латинский) профиль, нет ничего латинского.
В пеплуме «Юлий Цезарь» Брандо сыграл Марка Антония,
Юлий Цезарь
в костюмной мелодраме «Дезире» — Наполеона, а в изящном мюзикле «Парни и куколки» его игрок и ловелас Скай Мастерсон даже пел и танцевал, пытаясь обольстить сотрудницу Армии Спасения. Но странное дело — барственные замашки этих аристократов были не менее убедительны, чем необузданный пролетарский гнев Ковальского или Сапаты. Оказалось, что пресловутая непредсказуемость манеры Брандо, которая была выпестована Казаном и в его фильмах свидетельствовала о темных хаотичных инстинктах низшего сословия, ничуть не менее пригодна для представителей высшего сословия — с их изощренной, недоступной простым смертным логикой сознания и поведения. «Поцеловать или ударить»: для смутного и грубого сознания плебея это неразличимость любви и насилия, для изысканного сознания аристократа — привычка играть чужими судьбами и наслаждение собственной непроницаемостью.
Парни и куколки
(реплика составителя Б. Л-Б) Это ж надо! Как старались "загладить" до неузнаваемости. Как легко и быстро начинается торг красотой, и как удивительно, что Брандо не удалось "загладить"!
К концу 1950-х гг. в фильмографии Брандо аристократы почти вытеснили плебеев. Злые языки говорили, что актер «изменил идеалам юности», «ушел в коммерцию», что у него развилась звездная болезнь и непомерная мания величия. Насчет последнего, пожалуй, верно: мания величия у него была, и нешуточная.
(реплика составителя Б. Л-Б) Ну а как, по-вашему, должен смотреть на окружающий мир человек с таким лицом?
Думаю, примерно вот так:
Он ссорился со всеми: партнерами, режиссерами, продюсерами, не говоря уже о журналистах. Сидни Люмет вспоминал, что в ту пору у Брандо была привычка: начиная работать с новым режиссером, он делал два одинаковых дубля. В одном выкладывался «по полной», другой «гнал на технике». И смотрел, какой дубль выберет режиссер. Если тот выбирал второй, то Брандо превращал его жизнь в ад. А это он умел не хуже, чем играть. Менее чем за десятилетие очаровательно своевольный талантливый юноша превратился в невыносимо капризного гения.
Эпоха ничего уже не требовала от Брандо. А если и требовала, то безуспешно: теперь он не прислушивался ни к чьим требованиям. И не представительствовал ни от чьего лица, кроме своего собственного. В 1950-е Брандо был символом, за которым вставала вереница конкретных смыслов, лиц и идей; в 1960-е он превращается в миф, совершенный и самодостаточный, оторванный от любых реалий. Марлон Брандо словно изъял сам себя из всех контекстов: исторического, социального, киноэстетического. Что за дело гению до того, какое нынче столетие за окном? Отныне он шел своим, одному ему понятным путем.
*
Из форумной переписки.
Спасибо за реплику, Юрий! Вивьен Ли, Юрий, несомненно одна из наиболее выдающихся актрис кино. Вообще. В мировом масштабе. И лично я могу даже и согласиться с вами, что не так уж явно её переигрывает Брандо. Хочу только обратить ваше внимание на то, что эта мысль принадлежит не мне. Это ведь уже текст статьи Алексея Гусева "ЧЕЛОВЕК-ЗВЕРЬ", статьи очень хорошей, очень интуитивной и интуитивно верной во многом, с которой я, как составитель очерка, временами полемизирую, а временами и соглашаюсь. В данном случае, будучи несколько скандализирован поначалу заявлением "с оскорбительной лёгкостью переиграл", и вспомнив - верней, внимательно пересмотрев ещё раз фильм Элиа Казана, я, честно говоря, при всём желании защитить великую актрису Вивьен Ли, не нашёл серьёзных возражений Гусеву. Да. Переиграл... С осокрбительной ли лёгкостью, уж не знаю, но фактически переиграл. Вообще, во всех своих сколько-нибудь художественно стоящих фильмах, Брандо не подлежит "переИГРАНИЮ". Его невозможно переиграть, только удалить из кадра, из фильма. Сам Гусев очень точно – и я с ним очень согласен – обрисовывает эффект присутствия Брандо на экране в связи с фильмом «Крестный отец»: «Католик-моралист, Коппола снимает фильм о разрушающем воздействии насилия и власти на душу человека. Он проводит эту тему в разных ракурсах, тщательно выстраивает иерархию «добра» и «зла», не скупясь на нюансы и метафоры. Но выносит фигуру дона Вито Корлеоне за скобки, — внося тем самым, кстати сказать, изрядную этическую путаницу. В отличие от всех прочих персонажей — в том числе от персонажа Роберта Де Ниро во втором фильме! — дон Вито Марлона Брандо не подлежит суду: ни авторскому, ни зрительскому. Он сам — верховный судия, принимающий прошения, разграничивающий приемлемые пороки (карты) и неприемлемые (наркотики). Он восседает в темной комнате, незримый для толпы, и вершит судьбы людские: alter ego режиссера, маг-кукловод. Нет, он не Godfather — крестный отец; он God-Father — Бог-Отец, ветхозаветный демиург, жестокий и справедливый». Действительно, мощь излучения персоны Брандо такова, что положительность и отрицательность, правое и неправое, «хорошо и плохо» зримо теряют смысл. Я с этим ощущением сталкивался не раз в фильмах с участием Брандо, повторяю, тех, что имеют вообще художественное значение. Вот сейчас мне явилась новая мысль относительно Брандо. В своём очерке я написал сначала, что Брандо – магнит. Позже добавил постскриптумом, что Брандо – гипноз. А вот сейчас из диалога с вами вдруг понял БРАНДО – СОБЛАЗН. Соблазн, вот он кто! Под его чарами ты соблазняешься о добре и зле, перестаёшь сознавать, что есть что... теряешь уверенность чувства в том, что зло есть плохо, а добро есть хорошо. В каком-то смысле Брандо явил миру лик падшего Адама, слабодушного и дезавуированного любодея во стыде и пороке, но по Образу и Подобию всё же лучшее, совершеннейшее из творений Божиих. Если бы у микельанджеловского «Дня» (капелла Медичи) было лицо, это могло бы быть только лицо Марлона Брандо.
|